Представляем вашему вниманию отрывки интервью с Филиппом Мойзером – популярным немецким архитектором, который активно изучал архитектуру и формирование облика Ташкента середины 20-го века.
Немного о Филиппе:
- Родился в городе Гильден в 1969, в 1995 стал дипломированным архитектором (Берлин), а затем продолжил обучение в Цюрихе.
- Глава издательства DOM publishers, которое специализируется на архитектуре. Руководитель собственного бюро Meuser Architekten BDA, занимающееся вопросами городского развития.
- Автор десяток книг, посвященных «советскому модернизму».
- Эксперт по архитектуре Ташкента эпохи середины 20-го века.
«Ташкент самая южная и миллионная метрополия Советского союза – город, поражающий архитектурными контрастами и парадоксами. Ташкент знаменит самыми красивыми в мире сборными зданиями. В градостроительном отношении он всегда отличался известной двойственностью, порожденной сосуществованием древнего восточного и нового русского городов.
Со всей очевидностью эти контрасты и эта двойственность проявились после разрушительного землетрясения 1966 года, когда новый город выжил, а старый превратился в руины. Но это трагическое событие имело и положительную сторону. Ташкент стал лицом сейсмического модернизма – природная катастрофа инициировала кардинальное обновление городской структуры. Таким образом, Ташкент представляет собой уникальный пример радикальной реконструкции городской среды и создания советского мегаполиса с помощью типового строительства».
Как говорил Филипп, больше всего в истории Ташкента его привлекает то, как городской муниципалитет «решил» вопрос восстановления после разрушительного землетрясения 66-го года. По сути, Ташкент был застроен «с нуля» по примеру Москвы и Ленинграда типовыми застройками 1-ТСП, однако с необычными архитектурными решениями, которые создали облик на стыке традиций и советского модернизма.
— Откуда ваш интерес к советскому модернизму?
«Мне много раз задавали этот вопрос, но у меня всё еще нет на него ответа. Я бы сказал, что дело не в советском происхождении этой архитектуры, а в её экспрессивности и последовательности. Канонические образцы советского модернизма — музеи, отели, концертные залы — всегда были результатом конкурса, их никогда не строили по прямому
приказу. Однако политическая система и общество того времени были очень автократичны, так что такое решение не было демократическим консенсусом. Напротив, его диктовала пропаганда. И какой бы прекрасной ни была архитектура того времени, она не оправдывает политический режим, при котором появилась. Впрочем, архитектуре нужны строгие правила. Иначе появляются города вроде Дубая или Лас-Вегаса, где можно построить все что угодно, — эти города, которые в итоге ничем друг от друга не отличаются. С другой стороны, помимо выдающейся, узнаваемой архитектуры публичных пространств, в Советском Союзе была совершенно одинаковая жилая застройка».
— Вы исследовали эти дома — советскую типовую застройку — больше десяти лет. Что в ней особенного?
«Я как архитектор всегда пытаюсь найти наиболее оптимальное решение некой задачи — если говорить очень абстрактно. Вся работа архитекторов, в общем-то, заключается в том, чтобы преобразовать хаос города в некую систему. Идеология СССР подразумевала единый стандарт жилья для советских граждан. На трети суши планеты Земля бытовало одно и то же представление о проектировании квартир. Это такое ультимативное воплощение идеи модернизма — образовывать людей через архитектуру. В таком случае архитектор берет на себя большую ответственность, особенно если это проект, который воплотят десятки тысяч раз.
Мне было интересно, как разрабатывали эти проекты. Они действительно были смоделированы на высоком уровне, но их исполнение оставляло желать лучшего — материалы были плохого качества и в дефиците. Микрорайоны, построенные в советское время, были в плохом состоянии с самого начала. Я брал интервью у жителей Калининграда и Владивостока, и они все рассказывали мне о жутком качестве первых хрущёвок. А потом я приехал в Узбекистан и услышал там ровно то же самое. Таким образом, у целого поколения людей, скажем, в Санкт- Петербурге и Ташкенте был одинаковый жилищный опыт».